После несчастного случая с Верой Лисицыной что-то в её сознании переключилось. Теперь она видит. Видит не призраков или будущее, а ложь. Она буквально видит, как слова людей окрашиваются в фальшивые цвета, как их голоса покрываются трещинами. Для форензического эксперта это оказалось и проклятием, и даром. Сложные дела, над которыми коллеги бились месяцами, она распутывает за дни. Преступники для неё — открытые книги, написанные обманом. Она выворачивает наизнанку их хитроумные уловки, видит
Ветклиника Нади Петровой — это рваный свитер, печь и бордер-колли Майкл на брезенте. А ещё — повестка из кармана: до освобождения помещения четырнадцать дней. Мужики из администрации в грязных «Буханах» уже сорвали табличку «Доктор Петрова». «Ты ж местная, Надь, — кричал Семёнов, — кому тут коров лечить?» А она молча вытирала бензин со стола, где вчера принимала роды у козы. Она борется. Раздаёт листовки у гаражей, ищет стройматериалы через дальнобойчика Гену, который требует расписку «на
Каждое утро для Кати Дроздовой начинается с запаха формалина и тишины морга. Её мир — это холодные тела и вопрос сына за завтраком: «Папа точно не проснётся?» Она молча заворачивает ему бутерброд, не зная, что сказать. А потом всё начинает рушиться. Коллега Сергей намекает на утечку данных, её ключи валяются не на месте. В старом ноутбуке мужа она находит странные фото с места аварии под Нижним Тагилом. В машине, пахнущей бензином и прошлым, — диктофон с обрывком чужого разговора: «…ваша
Петербургская журналистка Наталья Семёнова расследует серию странных утоплений. В легких жертв — речные водоросли, а в старых газетах — заметка о такой же гибели девушки в 1913 году. Коллега Ирина посмеивается над её интересом к русалкам, но Наталья чувствует — за этим что-то есть. Её приводит на заброшенную дачу под Выборгом исчезновение местного рыбака. Среди хлама она находит чей-то старый дневник, залитый водой. В нём — детские рисунки женщины с жабрами и пугающие строки: «Она зовёт по