Женщина-прокурор приходит к отставному офицеру с делом о налёте на банк. Дело — паутина, в которой всё не то, чем кажется. Она предлагает ему единственный шанс — вернуть себе имя, славу, вернуть всё, что он потерял. Это сделка с прошлым. Он соглашается. Не из амбиций, скорее от усталости. От тишины, которая стала невыносимой. Вместе они начинают распутывать клубок, где каждый след ведёт в тупик. Их отношения — это не доверие, а осторожное партнёрство двух людей, помнящих о своих ранах. Она
В муниципальном архиве Камиль находит папку с пометкой «1987 — не классифицировано». Письма на пожелтевшей бумаге, пятна, похожие на вишнёвое варенье. «Скажите Мареку, что я не предавал…» — и всё обрывается. Его соседка Агнешка, работавшая когда-то на «Полмете», бросает лишь обрывки фраз. Про цех, где шили сумки для милиции. Про свет в подвалах по ночам. А потом «случайно» роняет ключи. Эти ключи открывают дверь на заброшенную фабрику, где ржавые рельсы и призраки прошлого. Сны сбивают с толку
Агата работает в кафе, протирает столешницы с царапинами и слушает ворчание хозяина о налогах. По вечерам она прячет блокнот с эскизами, когда заходит Ян — гитарист, заказывающий эспрессо с тремя ложками сахара. Однажды он оставляет номер на салфетке. Приглашает на репетицию. Их певица свалила в оперу. В подвале, пахнущем сыростью, Ян спорит с барабанщиком о текстах. Агата, в старом бабушкином жакете, впервые поёт перед разбитым зеркалом. Отец находит её записи. Кричит, кто будет её кормить —
Марек воровал кабели с заброшенного завода. Его сестра Агата, медсестра, находила в его рюкзаке медные обрезки и ругалась. «Опять за старое? Хочешь, чтоб мать инфаркт схватила?» Они жили в хрущевке, где пахло луком и безнадегой. Он встретил Казимежа, бывшего электрика. Тот прошептал про схемы на конторе в Легнице. «Если достанешь — полтинник твой». Агата, возвращаясь с ночной смены, видела у подъезда серый фургон без номеров. Чуяла беду. Она показывала ему фотографию отца в милицейской форме.
Он целыми днями сидел в кафе, пытаясь поймать вдохновение, но все выходило плоским и безжизненным. Пока в его руках не оказался старый скетчбук из ломбарда. Чужие рисунки дышали такой силой, что это раздражало — почему они трогают его больше собственных? А потом он увидел их. Рыцарь с треснувшим шлемом на углу улицы. Это была не галлюцинация. Потом появилась она — девушка в платье из чернильных разводов, словно соскочившая с неудачного эскиза. «Ты создаешь нас, но мы меняем тебя», — сказала