В портовых кварталах Гамбурга, среди кранов и запаха рыбы, Эрнст в рваном пиджаке спорит с докерами у бочки с углём. Он разворачивает листовки, призывая к забастовке. Его друг Фриц Янсен, кочегар с обожжёнными пальцами, шепчет о новых арестах на верфи. По вечерам они собираются на кухне у вдовы Беккер, где Роза, жена Эрнста, разливает по чашкам жидкий цикорий, а он чинит разорванные плакаты. Весной 1921-го полиция врывается на собрание профсоюза. Эрнст прыгает через окно в мясную лавку, пряча
В задней комнате гамбургской пивной пахнет пивом и тревогой. Эрнст Тельман поправляет потёртый пиджак, а Фриц, слесарь с обожжёнными пальцами, мнёт в руках листовку. Завтра у ворот верфи — все, кто против снижения расценок. Из-за занавески доносится шёпот официантки Марты: полицаи опять у моста крутятся. В подвале на Шанценштрассе пахнет сыростью и краской. Анна передаёт пачку газет, голос дрожит: в Берлине уже взяли Ганса. Из темноты звучит хриплое проклятие коричневым мразям. Утром у
В портовом районе Ростока рабочий Ганс Беккер забивал заклепки в корпус судна. Пальцы в промасленных перчатках дрожали от холода — угля для печки снова не достали. Он спускался вниз, споткнулся, упал в лужу мазута. Смех бригады, ворчание бригадира Шульца: сроки горят, а они клоуны. Вечером Эльза, его жена, молча чинила комбинезон. На столе — черствый хлеб. Он говорил о краже досок для печки, она вздыхала: опять штраф. На верфи сварщик Фриц Ланге подговаривал саботировать нормы. Ганс отказывался
В промозглом цеху Ян Новак дрожащими руками чинит радиоприемник для Марты. Воздух здесь густой от запаха масла и страха. Вчера он видел, как солдаты забрали сына пекаря. Каждое неверное движение, каждый шорох за спиной отзывается ледяным холодком внутри. Под сводами костела св. Петра трещит керосиновая лампа. Эва Горакова рисует на обрывках газет карикатуры на офицера Шиму. Ее брат Павел приносит из шахт не только запах дыма, но и листовки с запрещенными песнями. Он шепчет ей о риске, о том,
В тунгусской тайге находят странный артефакт — оплавленный цилиндр с неземными символами. Геолог Мариан Охотский даже не подозревал, что его находка перевернёт всё. В Берлине профессор Хартман, сжимая трубку в зубах, приходит к выводу: тунгусский взрыв 1908 года был не метеоритом, а следом чужой технологии. Международная экспедиция на корабле «Космократор» отправляется по координатам, которые лингвисту Сольскому удалось вычленить из инопланетного кода. Путь лежит к Венере. Пилот Казимеж,
В болоте нашли Вилли Штайнбаха. Участковый Бреннер, человек с кривыми пломбами и усталыми глазами, начал копаться. Мир здесь пропитан торфом и ложью, как сказала его дочь Марта. Новичок лейтенант Фолькер нашёл у насыпи ржавый гаечный ключ. Слесарь сказал — такой на ферме Гюнтера. А сам Гюнтер, хриплый и грубый, предупредил Бреннера, чтобы не лез. Марта принесла отцовскую записную книжку. На одной странице стояла странная цифра — 37,5 — и слова «не прощу». Всё это висело в воздухе, как болотный
В Дрездене, на обледеневшем берегу Эльбы, докер Фриц Шульце находит металлический ящик. Под крышкой — не просто бумаги. Чертежи стратегического моста и списки радистов, залитые пятнами, похожими на кровь. Это дело попадает к инспектору Мартину Брауну. Он бросает своих агентов на допросы: кладовщика с фабрики «Роте Фане», официантки из «Богемии». Нити ведут в пансион на Фридрихштрассе, где хозяйка Ильза Грубер вспоминает подозрительных постояльцев. Один из них, с часами «Глашютте», оставил
В цеху ленинградского завода слесарь Виктор Сазонов спорит с болгарским инженером Любомиром Станчевым о чертежах пресса. Любомир хрипит, вспоминая аварию в Софии: гайки перетянешь — шахта треснет. После смены Виктор заходит к немке Ирме Фольц, она чинит радиоприемник, обменянный на хлеб. Говорит, он теряет схемы, как комсомольцы значки. А в Дрездене мастер Гюнтер Шульц получает приказ о совместных испытаниях в болгарском Стара-Загоре. В купе поезда Любомир, разливая тушенку, вспоминает