Трое на краю земли. Лина, Йонас и молчаливая Мира. Их кемпинг у моря с самого начала был авантюрой. Палатка держится на скотче, костер не разжечь, а Йонас признается, что соврал про опыт. Он думал, в кемпинге будут розетки. Шторм добивает их хлипкий уют, и они находят пристанище в заброшенном сарае. Сыро, холодно, но это уже убежище. Лина, практичная, чинит примус гвоздем. Мира, погруженная в себя, рисует в блокноте и неожиданно говорит об отце-алкоголике. Это прорывается сквозь ее молчание,
Лиза переезжает в старый дом на окраине Берлина. Сырость, отслаивающиеся обои. Сосед Якоб, художник, вскользь бросает фразы о прошлых жильцах, о ржавом ведре в подвале. Дом дышит историей, тяжёлой и нерассказанной. Среди бабушкиных вещей она находит письма 1943 года. Лена, Эрих, сирены, котомка под лестницей. Эти строчки становятся ключом. В архиве — правда: здесь прятали еврейских детей. Вместе с Якобом они находят больше. Дыра в стене за шкафом, кукла с фарфоровой головой, объявление о
Утро начинается с засохшего джема на тосте и невыключенного тостера. Лена в мятом халате ставит чайник, вытирает пятно от кофе. Маркус молчит, щурясь в окно. В ванной Лена пытается тряпкой от джинсов закрутить протекающий кран, слыша за стеной лай. «Может, купим новый смеситель?» — кричит она, но он уже уходит. Вечером он листает Телеграм на диване с потёртым подлокотником, а она разбирает бельё, пахнущее дешёвой «Лавандой». Она вспоминает Шпреевальд, а он хмыкает: комары там были размером с