Дэрин работает в потрёпанном зале на окраине, где пот и надежды смешиваются с пылью. Его мир — это потёртые грифы, друг Зола и Танди, что копит на другую жизнь. Всё меняет найденный под скамьёй блокнот с чужими расчётами. Зола чувствует неладное, но Дэрин глушит тревогу: не лезь, мол, и так долгов хватает. Пока не появляется Табо с холодными глазами и намёками. Пока Дэрин не получает смс с фото сестры у школы. Ему ставят условие: явиться одному. Танди советует взять деньги и бежать, но он не
В Кейптауне, за закопченным стеклом кафе, Табо Мозеле ковыряет вилкой в бобовом карри. Его старый грузовик ждёт у обочины, кузов набит ящиками, где значится «Стекло». Рядом Сибу, в выцветшей форме медсестры, считает сдачу, упрекая его в ценах на бензин. Их усталый быт — это обмен колкостями и смятыми сигаретами, дорога, бензин и один украденный бутерброд. Все рушится ночью у склада. В ящиках Табо находит не стекло, а плотные пакеты с белым порошком. «Джеффри говорил, это сода для стирки», —
Лидия каждый день протирала стойку своего кафе на окраине Йоханнесбурга. Её жизнь была размеренной, как стук дождя по жестяной крыше. Рядом всегда был Томас, сосед-художник, пивший свой ройбос и рисовавший углём на салфетках. Однажды в подсобке она нашла коробку старых писем, адресованных её покойной матери. Пожелтевшие страницы говорили о подпольных встречах, о пароле «Комрад Лерато», о схемах у моста Н1. Томас, разглядывая карту, усмехнулся: «Твои предки революционеры, а ты кофе разливаешь».