Усталый от своего беспокойного соседа, пораженный частыми актами вандализма и обеспокоенный все более явными проявлениями агрессии - он решает уйти. Главный герой, фактически являясь своего рода альтер эго самого режиссера, хочет начать новую жизнь на «чужой» земле. Желая оставить свою жизнь в своем родном Назарете позади нее, она отправляется в переполненный Париж, а затем в далекий Нью-Йорк. Однако тот, кто сказал, что старое дерево не должно быть пересажено, был прав. Фильм, наполненный
Египетский полицейский оркестр приезжает в Израиль для важного выступления. Но в аэропорту их никто не встречает. Оказавшись брошенными посреди чужой страны, они на попутках добираются до затерянного в пустыне городка. Место кажется безжизненным и недружелюбным. Музыканты, среди которых невозмутимый дирижёр Тауфик и молодой саксофонист Халед, чувствуют себя чужаками. Они пытаются найти транспорт, но застревают здесь на ночь. И всё же жизнь постепенно пробивается сквозь недоверие. Неловкие
Лирон работает в музее, разбирает архив. Среди старых донорских вещей она находит пачку писем. Они адресованы женщине по имени Хана, написаны на иврите и немецком. На обороте фотографии — яблоня в кибуце, с царапинами по краям. «Они все еще горчат, как тогда?» — спрашивает неизвестный почерк. Этот вопрос ее преследует. Она звонит брату Амиту, тот служит на севере. Спрашивает, не говорила ли бабушка о Германии. В ответ — лишь пауза и шум ветра. Позже она замечает, что конверты пахнут ладаном,
Отец и сын едут через всю страну на свадьбу. За окном мелькают рождественские огни, в машине царит неловкое молчание, прерываемое бытовыми разговорами. Они спорят о маршруте, шутят про родственников, но настоящего разговора всё нет. Тем временем невеста на месте волнуется, родня суетится, праздник уже стучится в дверь. А они всё едут, запертые в салоне с грузом старых обид. Ночью на заправке, в морозном воздухе, прорывается что-то важное. Диалог, начавшийся с пустяка, обрывается на полуслове.
Карим живёт в сером пригороде, застрявшем между Тель-Авивом и нигде. Он палестинец, и этот ярлык висит на нём каждый день — в глазах солдат на патруле, в молчаливых упрёках соседей. Этот мир давит со всех сторон. Музыка — его единственный побег. Ритмы в его голове громче уличного шума, честнее любых слов. Он верит, что хип-хоп может быть мостом, что бит способен соединить разорванное. Но реальность жёстче. Даже в музыке он чужой — для одних слишком араб, для других слишком израильтянин. Каждая