В лесу под Ростоком четверо подростков находят ржавый снарядный ящик. Внутри — пять гильз с выцарапанными датами, от 1943-го до победного мая 1945-го. Курт, бывший перебежчик, понимает: это отметки расстрелов. В гильзе 1944 года Лотта находит свёрнутый листок с координатами и обрывком фразы «…берёзы плачут». Они ведут на заброшенный кирпичный завод. Там, в яме, Эрих раскапывает останки в шинели вермахта. Вальтер, чей отец ушёл в партизаны, с ужасом узнаёт его портсигар. А Лотта замечает пулевое
В бараке номер 22 плотник Антон Хофмайер находит в чемодане с двойным дном трёхлетнего Яна — польского еврея. Ребёнка пытались вывезти из гетто. Вальтер Кремер приносит украденную картошку и говорит: «Если эсэсовцы найдут его, нас повесят на аппельплаце до заката». Антон мастерит тайник под половицами, пока дежурный Фриц Бёльке, бывший уголовник, шныряет между нарами. Он вынюхивает чужие пайки. Воздух густой — запах дезинфекции смешивается с дымом от буржуйки. Бёльке замечает следы детских
Мартин Лангнер и его напарница Катя Фройнд день за днём слушают жизнь писателя Томаса Бергера. В квартире с обоями в цветочек, под монотонный шум катушечного магнитофона, они выискивают крамолу. Но находят лишь быт: скрип паркета, разговоры с дочкой, чёрновики стихов. Катя проникается их миром, начиная видеть в подозреваемых обычных людей. Она находит донос на себя в архиве, и её вера в систему даёт трещину. Она отказывается записывать разговоры Бергера с ребёнком. Для Мартина это бунт, который
После удара мир за бортом кончился. Внутри старой дизельной лодки, застрявшей где-то в Тихом океане, он продолжается — в перегаре пережаренного ячменя, в треске корпуса и в перебоях с кислородом. Механик Клаус чинит треснувшую трубу изолентой, проклиная всё на свете. В радиорубке американец Джек ловит обрывки чужих голосов, пытаясь найти хоть кого-то живого. А раненый акустик Отто слышит в наушниках нечто иное — не корабли, а то, что пришло после них. Он называет это вальсом. На Хоккайдо они