Лина, бариста из Кройцберга, жила в ритме уставшей кофемашины и вечных пробок на Морицплац. Её день изменился, когда она заметила странности в поведении соседа Томаса, который таскал в лифт подозрительные ящики, хотя якобы работал тестировщиком игр. В его рюкзаке мелькнула каска Stadtwerke — а сантехник к ней так и не пришёл. Вечером, разбирая залежи старых счетов, она нашла конверт с ключом от заброшенного подвального помещения. Среди хлама обнаружилась папка с чертежами старого бомбоубежища
Каждое утро Лена вытирала кофе с рубашки, спеша в садик. Дети уже разрисовывали стены, ассистентка Марта прятала сигарету. В обед Лена собирала крошки с пола, слушая пятилетнего Феликса, который рассказывал про мёртвого голубя — «как хомяк, только не шевелится». После работы — очередь в пекарне, где продавщица ворчала на три бублика, а Лена молча считала мелочь на проезд. Вечером дома Томас чинил протекающий кран, роняя ключи в таз с ржавой водой. Предлагал переехать к матери в Шпандау. Лена
Рокка приезжает из Токио в серый берлинский пригород к своему деду Гюнтеру. В квартире с цветочными обоями она находит коробку с фотографиями матери, о которой Гюнтер молчит. В школе учительница ставит ей двойку за сочинение — Рокка написала про бомбардировки Токио, а не Берлина. «Здесь не любят чужих трагедий», — шепчет ей одноклассник Юлиус. Она рисует сакуру на стене заброшенного завода, и местный хулиган Феликс, застав её, ворчит, но помогает скрыться от полиции. По вечерам Гюнтер водит её