Серебристый звон ручья (2012)

Представь глухую деревушку, где даже время будто застряло в прошлом. Там и живет наша Леся — девчонка-сирота, что ютится в избушке у ручья со своей бабкой Шурой. Старуху тут все шепотом колдуньей зовут, а она, между прочим, просто травы знает да отвары варит — лечит людей, как умели ее прабабки. Леся с малых лет за ней хвостом бегала: то зверобой собрать, то подорожник. Да и сама к животным руки золотые — то корову хромую поднимет, то щенка подлечит. Деревенские так и шарахаются от избушки, но когда припекло — сразу к Шуре: «Помоги, бабка, заговори!»

А потом как гром среди ясного неба — в деревне объявляется Петр. Городской, да не чванливый. Приехал дедовский дом восстанавливать да местную церквушку, что давно в руинах. Случайно столкнулись они у того самого ручья — Леся с корзинкой трав, он с молотком в руке. Глаза встретились — и будто искра проскочила. Да только радоваться рано: тут как тут Василий, фермер из соседнего села. Мужик упертый, как бык — давно за Лесей ходит, а теперь рычит, словно зверь, на любого, кто к ней приблизится. Говорят, связи у него в райцентре, да и прошлое... тьма-тьмущая.

И вот однажды Леся, как обычно, за травами в лес пошла — а там... Петр. Весь избитый, еле дышит, будто мешок окровавленный. Сердце у девки упало: кто ж так человека-то? Бабка Шура, хоть и ворчит, что «городских на шею не берут», взялась лечить. Только с условием: «Очнется — и чтобы духу его тут не было! Василий ведь не шутит — сожжет избу, не моргнет».

Но знаешь, что самое дикое? Сквозь все это — пожары, доносы, даже тюремную решетку — они прорвались. Как те подснежники сквозь лед: хрупкие с виду, да упрямые. Василий хоть и ломал, и угрожал, а любовь-то оказалась крепче его кулаков. Шура потом, глядя на них, только головой качала: «Молодые-то дураки... Зато с огоньком». А ручей всё журчит возле избушки — будто смеется над всеми их передрягами.