В Стамбуле орудует неуловимый маньяк. Его жертвы — как подстреленные кролики, а сам он — призрак, которого не могут поймать лучшие детективы. Расследование ведет женщина-полицейский, что бросает вызов устоям. Её путь полон отчаяния и ярости. Случай сводит её с пожилым патологоанатомом. Он мудр, спокоен, но явно страдает от тяжёлого недуга, скрывая слабость за маской учтивости. Его советы оказываются пугающе точными, они ведут её по следу. Она начинает прислушиваться к нему, доверять. Но
Эмир копал колодец, а его отец Мехмет чинил трактор. В тот вечер, за чаем, отец протянул ему старый «Зенит» — «Возьмешь в город?» Эмир молча взял. Он знал, отца добил бы отказ. На рассвете он уже ехал в автобусе, сжимая в кармане адрес дяди-строителя. В Стамбуле — пыльная стройка в Кадыкёе, плиты, барак, чужие лица. Потом была Зейнеп. Она продавала симиты, училась на врача, смеялась над его акцентом. «Зачем возвращаться? Тут даже асфальт пахнет деньгами», — говорила она, пока они ели кёфте у
В канун праздника Стамбул гудит, но каждый заперт в своей суете. Эмир мечется между магазином и цветочным ларьком, пытаясь успеть всё: шампанское, рахат-лукум для сестры Лейлы и эти вечные свечи для торта. Он торопится, скользит на обледеневшем мосту, и его мир обрывается ударом. Лейла в это время держит свою вахту в больнице, её день — это споры с медбратом и тиканье часов. И вот её профессиональная холодность сталкивается с окровавленной курткой брата в приёмном покое. А где-то в другом
Случайная встреча у мечети Сулеймание свела Эмира и Лейлу. Он — в потёртой куртке, она — с пачкой старых бабушкиных писем, пахнувших мускатом и прошлым. Эти письма, как невыключенный чайник, не давали ей покоя. В них были намёки на тайну сгоревшей семейной мастерской ковров. Они вместе отправились в путешествие, чтобы расшифровать записи. Лейла искала координаты, спрятанные в узорах, а Эмир предлагал просто ехать и смотреть. В переполненном трамвае она спросила его о Берлине, о возможном
Эмир чинит кофемашины и слушает ворчание хозяев. Его жизнь — это потёртая кожанка, маршрутка и вечный долг. Рядом живёт Лейла, которая подбирает кошек и спорит с бабушкой о несолёном супе. Их миры разделяет стена, но не тишина. Однажды Лейла находит среди вещей покойной тётки ключ и обрывок письма. Там говорится о тайне, оставленной её отцом, и о том, чтобы Эмир не вляпался в новые долги. Ночью она пробирается в чужую квартиру. Пахнет нафталином и пылью. Под ковром — фотография мужчины в
В переулке Кемангер, среди запаха жареных каштанов и криков торговцев, сталкиваются их миры. Эмир, сын владельца лавки, и Лейла, торгующая керамикой. Их встречи — это стычки из-за треснувшей вазы, колкости про просроченные финики. Но за этой бравадой прячется что-то иное. Вечером он находит её за мечетью, с пальцами в царапинах, за починкой разбитого кувшина. Их жизнь — это не только ссоры на базаре. Это гнев отца Эмира, Мустафы, ломающего ложку за ужином при упоминании Лейлы. Это её спрятанный
История разворачивается вокруг обычной семьи, где стены помнят всё: и старые обиды, и тихую радость. Родители, Али и Фатма, годами несут груз привычных забот, а их взрослеющие дети — Мехмет и Айше — ищут своё место, то отдаляясь, то возвращаясь под родительский кров. Бабушка с её вечными пирогами и дед с ворчанием про современность — это не просто фон, а живые нити, связывающие всех. Ссоры здесь возникают из-за пустяков — немытой чашки, невовремя сказанного слова. Но именно в этих мелочах и