Илья, парень в залатанной рубахе, каждый день таскал мешки на мельнице. Мельник только посмеивался: «Опять в облаках витаешь?» Возвращаясь через лес, Илья споткнулся о корявый пень у старого колодца. Из тумана выплыла старуха в синем платке и сказала: «Искать пришел? Спустись, да не забудь — внизу своя правда». Под землей, в сырых расщелинах, ему преградил путь старик с ржавым ключом. «Проход — полтинник!» — бубнил он. Илья швырнул ему медный крестик с шеи. В пещере, где стены светились синим,
Десятилетняя Настя каждое утро доила Бурёнку у старого сарая. Но однажды вечером отец, Иван, бросил шапку на лавку и мрачно сообщил: корова пропала. Не дослушав, Настя схватила фонарь и побежала к соседскому мальчишке Мишке. Снег хрустел под ногами, как битое стекло. Мать, Матрёна, сунула им в карманы хлеб и сало, крестя вслед. У замёрзшего ручья Мишка нашёл обрывок верёвки — той самой, которой привязывали Бурёнку. Потом в глубоком овраге они услышали слабое мычание. Корова стояла в сугробе,
Длинноногий комар Комарович жил на чердаке старой мельницы. Его дни текли размеренно: утренний мох у тёти Лягушки Агафьи, вечерние шашки с жуком Степаном, где он вечно спорил о правилах. Спокойная жизнь у речки Свияги казалась нерушимой. Пока в их луже не поселился водяной Григорий. Он перегородил течение ржавой сковородкой и булькал угрозы, выгоняя всех со своей новой территории. Ручей стал мелеть, и привычному укладу пришёл конец. Тогда Комарович, собрав соседей — стрекозу Марину и слепня
Три дня Семён Львович, агроном с потёртым планшетом, обходил колхозные луга. Он жевал стебли мятлика, что-то высчитывал в блокноте. Председатель Фролов хрипел: «Опять травяные трёхполье ломаешь?» Семён молча показывал на банки с проросшими образцами — одни корни густо оплели глину, другие стояли чахлыми пучками. «Клевер с тимофеевкой перемешаем, через год сам спасибо скажешь». Но Фролов лишь щурился: «Лошадей-то я уже на мясокомбинат отправил». На рассвете Семён таскал из погреба банки с
Лоло, пингвинёнок с серым пухом на брюшке, не мог смириться с тем, что его крылья годятся лишь для плавания. Он видел, как чайки режут небо, и ему тоже хотелось оторваться ото льда. Отец лишь фыркал, чиня сети, а мать, в утешение, находила ему чаячье перо. Он мастерил себе параплан из палки и тюленьей шкуры, но вместо полёта получались лишь кувырки в сугробах. Старый морж Бармалей на его вопрос о небе и китах лишь бурчал что-то про жир. Это не останавливало Лоло. Он украл обрывок сети, привязал
Емеля, в рваном зипуне, копошился у печки, пока отец не послал его за водой. У проруби он выловил щуку. А та вдруг заговорила человечьим голосом, вырвалась и поведала ему волшебные слова: «По моему хотенью…» Вернулся Емеля домой, пробормотал заклинание — и пошло-поехало. Вёдра сами в избу вошли, дрова в печь побросали. Увидела это соседка Фекла, ахнула и побежала с перепугу по всему селу. Молва дошла и до царя. Призвал царь Емелю во дворец — докажи, мол, своё искусство. Явился парень, щурясь от
Этот день, как и многие другие, начался с того, что Вера в своем клетчатом платье пыталась вытащить Анфису из-под дивана. Там обезьянка припрятала бабушкины нитки. В квартире пахло борщом, гремели кастрюли. Потом Анфиса уже висела на гардине, а мама кричала, задевая шваброй люстру. Всё было знакомо и предсказуемо. Потом они оказались на улице. Анфиса, в своем красном берете, мгновенно взобралась на дерево у гастронома, срывая незрелые яблоки. Вера в сандаликах на шнурках подпрыгивала внизу,
Пятнадцатилетний Сергей из села Крутобережное находит в заброшенной конюшне раненого жеребца. Он прячет его ото всех, тайком носит хлеб и промывает раны, рискуя быть побитым отцом. Соседка Людка шипит, что конь сдохнет, а его за это выпорет ремнем. Но парень не отступает. Отец, узнав про тайну, хватается за ремень, но за Сергея вступается старый конюх дядя Митрий. Он разглядел в жеребце боевой дух и уговаривает дать парню шанс выступить на ярмарке. Перед забегом Сергей слышит, как Людка спорит