Молодая женщина ждет мужа из тюрьмы, отправляя ему передачи. Однажды посылка возвращается без объяснений, и она решает отвезти ее сама в далекую колонию. Ее путь превращается в странствие по глубинке, где она сталкивается с разными людьми: чиновниками, требующими взятки, полицейскими-оборотнями, ностальгирующими по СССР, проститутками. Она всех их встречает с невероятным, почти неестественным смирением, оправдывая и прощая. Ее кротость — словно щит, за которым скрывается глубокая усталость от
1942 год. Оккупированная Белоруссия. Жизнь путевого обходчика Сущени рушится в одночасье: соседи обвиняют его в сотрудничестве с немцами. Он не предатель, но клеймо уже поставлено. К нему на хутор приходят двое партизан — Буров и Войтик — с приказом привести смертный приговор в исполнение. Они ведут его в лес, и этот путь становится пыткой для всех троих. Случайная стычка с полицаями, ранение, заблудившаяся в тумане телега — абсурд войны ломает их планы. Сущеня, приговорённый к смерти,
Это не история в привычном смысле. Здесь нет сюжета и героев. Есть только город и его жители. Ты видишь их будни — бесконечную очередь за хлебом, санки с телом по обледенелой улице, застывшие фигуры у печки-буржуйки. Нет слов, нет музыки, только скрип снега, гул самолётов, тихий стон. Камера просто наблюдает: вот женщина пытается накормить ребёнка, вот люди носят воду из проруби, вот пустынные проспекты в инее. Всё это складывается в одно общее переживание — жизнь на грани, день за днём.
Этот фильм — погружение в те несколько мартовских дней пятьдесят третьего, когда всё замерло. Смотришь на эти кадры, и кажется, будто прикасаешься к истории, которая всё ещё дышит. Толпы людей на улицах, лица — растерянные, напряжённые, полные какой-то тяжёлой, невысказанной тревоги. Всё это снято тогда, на плёнку, которая чудом сохранила это ощущение — будто мир на паузе. Видишь, как люди прощаются, как движутся в общем потоке, и понимаешь: это не просто скорбь. Это конец огромной, страшной
В кабинете трещит радиоприемник. Витаутас Ландсбергис поправляет очки, слушая доклад о советских танках. За окном — мартовский снег 1990-го, студенты греются у костров. Ирена ставит на стол кружку чая: в Шяуляе уже нет связи. В коридорах власти мелькает Бразаускас, его переговоры с Москвой Ландсбергис называет игрой под бульдозер. Ночью, в квартире с заклеенными газетами окнами, Роландас печатает воззвания. Свет может выдать патруль. На кухне у Марии, пока спят ее дети, связник Юргис передает