В послевоенной Варшаве, среди руин и тихой печали, живёт Эмилия. Она ухаживает за больной матерью, её дни однообразны и полны лишений. В это серое существование неожиданно врывается американец Норман. Он приехал расследовать военные преступления, но находит нечто большее — хрупкую связь с этой молчаливой полькой. Между ними возникает тихое, глубокое чувство. Норман становится её опорой, лучом света в холодной реальности. Он видит её тяготы и предлагает спасение — тайно вывезти её и мать в
Ежи — известный журналист, человек с именем. Но всё рушится в один миг. Эва, его жена, уходит. К другому — к тому, кто удобен системе, с кем спокойнее. А на работе — тупик. Его принципы, его право на собственное мнение становятся стеной между ним и властью. Начинается тихая, методичная травля. Не громкий скандал, а ежедневное, удушающее давление. Шепот за спиной, телефон, который молчит, статьи, которые не печатают. Он теряет всё, что имел. Любовь, признание, право на дело своей жизни. Остаётся
Стефан, новый ординатор, теряется в лабиринтах больничных коридоров с облупившейся краской. Его мир — это палата №7, где пациент Игнаций строит хлебные башни и шепчет о щелчках в вентиляции. Медсестра Ханя отмахивается от этого, главврач Збигнев требует дисциплины и заполнения журналов. Но больница хранит свои тайны. В подсобке санитар Марек показывает Стефану старые протоколы, где молодой Збигнев лечил пациентов током. Ночью Стефан находит в архиве рисунки Игнация — среди каракулей проступают
В старом доме на Крохмальной улице Януш Корчак, седой врач в очках, раздает детям черствый хлеб. Здесь живут их маленькие радости: Стефа прячет сахар для больной Марыси, а Ежик рисует углем на стене карту Европы. Они ставят спектакли про короля Матиуша, и кажется, что так будет всегда. Но война приходит и к ним. Дом переносят в гетто. Стены теперь оклеены газетами, в углу — бочка с картофельными очистками. Корчак учит, как их варить, чтобы не заболеть. По ночам дети шепотом заучивают немецкие
Витяк, механик из сервиса, обнаружил у себя в виске дыру. Не болела, не кровоточила, а дым от сигареты выходил клубами. Он заклеил её скотчем, отшучиваясь перед коллегой Магдой. Но дома всё стало страннее. Скотч отвалился, а из дыры торчал клочок газеты 1981 года. Его подруга Кася, художница, нашла в своей мастерской старую статью. В ней говорилось о психиатре Здиславе, который лечил людей с «дырами памяти». Он называл их червоточинами для мыслей. Витяк же в гараже нашёл под капотом записку с
Варшавская больница, пахнет антисептиком и напряжением. Хирург Кася Вробель спорит о дозировках, её слова остры, как скальпель. Ошибки здесь пахнут гнилью. А в Париже Люк Моро, стиснутый узким пиджаком, вскрывает гнойники и требует убрать багет из стерильной зоны. Их миры сталкиваются на экране ноутбука: её замороженные пельмени, его вино в бумажном стакане. Он высокомерен, она не выносит его снисходительности. Хлопает крышкой. Но вот он уже в Варшаве, с чемоданом, обклеенным наклейками.
Молодые люди, Кася и Марек, оказываются втянуты в игру. Их родители видят в них идеальную пару, но у каждого свои планы. Она — студентка, пишущая диссертацию о журавлях, он — мечтает о верфи в Гданьске. Чтобы откупиться от навязчивых свадебных идей, они решают симулировать роман. Договор — лишь временное прикрытие, способ выиграть время. Они встречаются на рынке, у заброшенной часовни, кормят бездомного кота. Эти встречи поначалу лишь ритуал, отыгранная для чужих глаз нежность. Но постепенно в