Арнольд всегда был тем, на кого можно положиться. Отважный пожарный, душа компании. Но после того как любимая сказала «нет», в нём что-то надломилось. Появился страх высоты, мучительные видения. Вместо огня ему теперь поручили рождественскую ярмарку — смотреть за гирляндами и глинтвейном. И там он встретил Эстер. Учительницу, которая с таким светом внутри руководила детским представлением. Она не лезла с советами, просто была рядом. С её тихой поддержкой он начал медленно, шаг за шагом,
Семнадцатилетняя Ливия Новак переезжает с матерью Эвой в старую квартиру на улице Ваци. Среди коробок с бабушкиным фарфором она находит под скрипящей половицей потрёпанный дневник. На обложке — имя «Арпад Ковач, 1956». Внутри — карандашные наброски танков и детские стихи о вишнёвом дереве. Сосед Иштван, бывший архивист, увидев тетрадь, бросает на ходу: «Ковач… Его семью выселили зимой 56-го. Пальто не разрешили надеть». Ночью Ливию будит скрип двери. В запотевшем зеркале ванной мелькает силуэт
Брат и сестра, Ласло и Ева, возвращаются в обветшалый дом у озера к отцу, Яношу. У него рак. Он молча чинит старую лодку в сарае, хотя озеро давно обмелело. Ласло, приехавший из Будапешта, сразу хватается за протекающую крышу. Ева, которая работает здесь, в кафе, спорит с ним — она красит ставни, будто этим можно остановить время. В доме, заваленном банками варенья, они находят письма матери, сбежавшей когда-то на Запад. А потом — чужой паспорт. Возможно, у отца была другая женщина. Соседка
Это началось с треснутого телефона в кармане чужого пальто. Пропущенные вызовы от «Матери», а потом — хриплый голос, угрожающий его сестре. Ласло, обычный студент-архитектор, вдруг оказался в ловушке, которую не мог понять. Каждый шаг вел его в прошлое, которое он не помнил. Ключ в хостеле, где он нашел старую фотографию — его покойный отец с незнакомцем в мундире со зловещей нашивкой. Эржебет, его соседка, первая заметила перемены в нем, запах бензина, тайные поездки. Вместе они нашли
Эва работала официанткой в кафе на улице Ваци. Каждое утро она протирала столики с потёртой клеёнкой, пока не заметила Антала. Он три дня подряд заказывал только эспрессо и листал схемы метро. Парень в заношенной кожанке, переехавший в Будапешт чинить трубы, но мечтавший о мостах. «Ты же понимаешь, тут даже дождь льёт как-то криво», — сказал он ей однажды. Они встретились снова на рынке. Она торговалась за старый радиоприёмник, он выбирал яблоки. «Ты как те старые трамваи — скрипишь, но всё